Эпоха великих потрясений: как Горбачев 35 лет назад начал перестройку » Новости Украины

Процесс пошел именно в апреле 1985-го

В конце 1980-х, когда народ уже начал уставать от горбачевских реформ, они стали темами для анекдотов.

Диалог у лотка с пирожками:

– Почему пирожок квадратный?

– Перестройка.

– А почему недопеченный?

– Ускорение.

– А почему надкушенный?

– Госприемка.

Действительно, уже тогда, в 80-е, три главных лозунга реформ Михаила Горбачева слились в единое целое, и родился миф о том, что начало эпохе больших потрясений (в которой мы живем до сих пор) положил апрельский пленум Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза, состоявшийся 35 лет назад, 23 апреля 1985 года.

На самом деле, ни о перестройке, ни о госприемке на легендарном пленуме не говорилось. Однако, говоря горбачевскими словами, “процесс пошел” именно тогда, в апреле 1985-го.

Ускорение: пока без перестройки

О чем же шла речь на апрельском пленуме? Ставший за полтора месяца до этого генеральным секретарем ЦК КПСС Михаил Горбачев провозгласил лозунг на ускорение социально-экономического развития страны. Причем в его докладе больше говорилось о том, почему нужно его ускорять, чем о том, как это делать.

Поэтому, хотя генсек и декларировал широкую программу реформ, никто не запомнил ничего, кроме слова “ускорение”, ставшего первым лозунгом этой эпохи. Слово “перестройка” в докладе звучало лишь дважды, и оба раза речь шла только о хозяйственной деятельности, причем акцент на нем не делался.

Ключевым методом ускорения роста экономики называлась модернизация производства, а потому встал вопрос о научно-технической революции, то есть внедрении ключевых достижений мировой науки в экономику.

Но сенсацией такое заявление нельзя было назвать: о необходимости научно-технической революции вожди СССР к тому времени говорили уже 15 лет. Впервые пленум ЦК партии по НТР хотели созвать в начале 1970-х, когда тогдашний лидер Леонид Брежнев еще не болел и готов был воспринимать свежие идеи.

Сейчас в это сложно поверить, но еще в 1972-м был разработан план компьютеризации управления советской промышленностью, который мог произвести постиндустриальную революцию и предотвратить застой.

Однако план завалили. Что интересно, способствовали этому западные СМИ. В том же 1972-м в них (скорее всего, с подачи ЦРУ) появились статьи с заголовками вроде “Компьютер заменит Кремль”, в которых проводилась идея, что после компьютеризации управления промышленности руководство партии потеряет власть над ней. Партийные вожди испугались такой перспективы и завалили проект.

Правда, к идее проведения пленума по НТР возвращались еще не раз, но, по мере старения лидеров страны, желания что-то менять становилось все меньше. В результате, планы провести такой пленум провалились еще трижды – в последний раз уже накануне перестройки, в 1984 году. Однако сами пожелания звучали постоянно, и Горбачев лишь повторил их. По крайней мере, так это выглядело в глазах страны.

Но спустя месяц Горбачев все-таки произвел сенсацию. Во время визита в Ленинград он уточнил приоритеты партии, которые, по его мнению, должны были ускорить экономику. Именно в Питере было сказано о необходимости ускорить развитие машиностроения и ввести госприемку – государственный контроль за качеством продукции, который к тому времени существовал лишь на предприятиях военно-промышленного комплекса.

Наконец, там было сказано о решении начать антиалкогольную кампанию.

Без водки ускорения не получилось

Основания для антиалкогольной кампании были: потребление алкоголя советскими гражданами за 40 лет после смерти Иосифа Сталина увеличилось в три раза. За это время руководство СССР уже дважды – в 1958 и 1972 годах – пыталось бороться с алкоголем, но оба раза неудачно.

Сейчас уже никто не помнит, но до 1972 года в Советском Союзе производились три вида водки – с содержанием спирта в 40, 50 и 56%. Во время брежневской антиалкогольной кампании две последних запретили. Кроме того, именно в 1972-м ввели ограничение на продажу водки и коньяка лишь с 11:00 до 19:00. И тогда же впервые начали вырезать из фильмов сцены распития алкоголя.

Но кампания потерпела поражение, поскольку политики времен Брежнева еще умели считать деньги и поняли вред принимаемых мер для бюджета. Надо отметить, что советский бюджет неплохо наживался на монопольном изготовлении водки даже по доперестроечным ценам. Если исходить из покупательной способности брежневского рубля, в пересчете на сегодняшние цены водка начала 1980-х стоила 500 гривен за пол-литра.

Так что бюджет победил, и от всей кампании остались только плакаты “Пьянству – бой!”. А появление в 1975-м культового фильма “Ирония судьбы”, где лирический сюжет построен на пьянстве, означало окончательный ее крах.

В 1985-м, во время новой кампании, рязановская комедия попала под запрет вместе с некоторыми другими советскими шедеврами. Тогда же торговлю крепким алкоголем ограничили промежутком между 14:00 и 19:00.

Но главным решением в рамках кампании стало подорожание водки почти в два раза. Самая дешевая – “андроповская” (названа так, потому что появилась во время правления Юрия Андропова в 1983 году) – водка по 4 рубля 70 копеек исчезла из продажи, а самая известная – “Русская” – вместо 5,20 стала стоить 10 рублей.

По идее, повышение цены до 10 рублей должно было улучшить бюджетную ситуацию, ведь в анекдоте тех времен не зря говорилось о том, что народ меньше пить не станет:

– Папа, теперь ты будешь меньше пить?

– Нет, сынок, теперь ты будешь меньше есть.

Однако одновременно с повышением цены сократили производство. Кроме того, перестали производить дешевую “бормотуху” – плодово-ягодное вино низкого качества. Вскоре дошло и до крайностей – вырубки виноградников в Крыму, Молдавии и на Кавказе.

Народ нашел две альтернативы: во-первых, стала распространяться токсикомания и наркомания, во-вторых, значительно увеличилось самогоноварение. Цена 0,5 литра самогона выросла с 3 до 6-7 рублей, а из магазинов исчезли сахар и карамельные конфеты – и это был первый глобальный дефицит времен перестройки.

Но самое главное: значительная часть алкогольных денег теперь шла мимо бюджета, который к тому времени и так страдал от падения мировых цен на нефть. Что уже в начале 1987 года привело к глобальному бюджетному кризису и невозможности выполнить планы ускоренного развития машиностроения. И тогда же было принято решение об ускорении забыть, а вместо него углублять реформы.

Китайский сценарий Андропова

Программа экономических реформ, запущенных во второй половине 1980-х, начала разрабатываться еще в 1982-м, в последний год правления Леонида Брежнева. А после его смерти в ноябре и прихода к власти Юрия Андропова была создана комиссия по разработке широкого плана реформирования промышленности и торговли.

По воспоминаниям будущего премьера СССР Николая Рыжкова, входившего в эту комиссию, реформа предусматривала три ключевых направления: во-первых, введение кооперативного и частного секторов экономики (пока только на уровне малого бизнеса, но с перспективой расширения на всю промышленность, кроме тяжелой и военной), во-вторых, перевод на хозрасчет (то есть на самоокупаемость) как предприятий, так и целых регионов, в-третьих, постепенная либерализация цен.

Кроме того, Андропов предлагал вернуться к практике 1920-х годов, когда для поднятия промышленности использовался иностранный капитал: предприятия отдавались в концессию иностранным компаниям, которые их модернизировали, получали прибыль, но не являлись собственниками.

То есть уже в 1983-м разрабатывался план, во многих чертах совпадавший с принятым годом ранее планом экономических реформ Китая, который за 40 лет сделал эту страну сверхдержавой.

Союз Советских Соединенных Штатов

При этом, в отличие от более поздних реформ Горбачева, у Андропова было понимание того, что экономическая либерализация и обособленность регионов неизбежно приведет к экономическому сепаратизму, который в случае сочетания с национальным фактором может привести к развалу СССР. Проще говоря, если Украина или Эстония будут ставить приоритетом развитие собственной экономики, они рано или поздно захотят отсоединиться.

Поэтому одновременно с экономической реформой Андропов дал команду разработать административно-территориальную реформу по принципу Соединенных Штатов Америки. И уже к концу 1983 года были представлены два варианта: по одному из них Советский Союз должен был быть разделен на 26, по другому – на 41 “штат”. Причем деление происходило, исходя из экономической целостности регионов (в частности, отдельными регионами должны были стать Донбасс и Урал), и границы этих регионов не совпадали с границами республик.

Логика была проста: если экономическая власть (то есть финансовый ресурс) уходит из национальных центров, они теряют и реальную власть. Реформа была представлена в Центральный комитет партии, однако в феврале 1984 года Андропов умер, и все реформы застопорились.

А административно территориальная реформа вообще была похоронена.

Перестройка + гласность = катастрофа

Михаил Горбачев, провозглашая курс на перестройку, из наработок андроповских времен взял лишь их экономическую часть. А вместо административно-территориальной реформы начал политическую. В сумме это и стало решающей ошибкой, приведшей к развалу Советского Союза.

Курс на перестройку был объявлен на январском пленуме ЦК партии 1987 года. В том же году, накануне 70-летия Октябрьской революции, Горбачев выступил с докладом “Октябрь и перестройка: революция продолжается”, который и в самом деле стал революционным: именно с этого момента стартовал новый лозунг – гласность.

А дальше произошло то, чего опасался Андропов: власти национальных республик, с одной стороны, почувствовали экономическую самостоятельность, с другой – в условиях гласности – получили возможность продвигать собственные национальные идеи. В результате произошло сращивание компартийных элит национальных республик с реабилитированной националистической оппозицией, что и привело к сепаратизму – сначала в Прибалтике и Закавказье, а потом и в Украине.

Впрочем, решающим фактором развала СССР все-таки стала борьба за власть между Михаилом Горбачевым и лидером РСФСР Борисом Ельциным. Однако это уже другая история. Здесь же можно сказать одно: если бы в 1991-м союзной властью руководил не Горбачев, а Ельцин, Советский Союз наверняка остался бы единым (хотя, возможно, без Прибалтики и Закавказья).

Была ли альтернатива Горбачеву?

Этот вопрос возник как раз в начале 1990-х, когда Советский Союз развалился, народ погрузился в нищету, и нужен был виновник разразившейся катастрофы. Позже, когда весь мир поразился успехам китайского “рыночного социализма”, вопрос встал с новой силой: ведь нам показали, что можно было провести реформы без развала государства и без падения в дикий капитализм. Однако однозначного ответа на него до сих пор нет.

Первым в 1988-м на эту тему высказался “диссидент №1” времен перестройки и будущий президент России Борис Ельцин. В своей книге “Исповедь на заданную тему” он сообщил, что, хотя у лидера коммунистов Москвы Виктора Гришина был план захвата власти, альтернативы избранию Михаила Горбачева генеральным секретарем ЦК КПСС не было и что в марте 1985-го на пленуме ЦК этот вопрос был решен единодушно.

Однако в том же 1988-м второй человек в партии Егор Лигачев, выступая на 19-й партконференции, сказал: в 1985-м все могло пойти совсем по-другому. И сам Горбачев в 1990-м подтвердил: в 1985 году могли быть приняты совсем другие решения. Так какой могла быть альтернатива?

Парадокс в том, что альтернатив было много и в то же время их не было. На момент смерти предыдущего лидера СССР Константина Черненко существовала только одна спаянная группа, стремившаяся взять власть, – группа Горбачева. У нее имелось много противников, однако единой группой с единым лидером они не были.

Группа Горбачева была спаянной, но (за исключением самого Михаила Сергеевича) не входила в узкий круг членов Политбюро – главного органа, решавшего судьбу власти. Сторонниками будущего лидера в руководстве страны были недавно вошедшие в политбюро Михаил Соломенцев и Виталий Воротников, секретари ЦК Егор Лигачев и Николай Рыжков, председатель КГБ Виктор Чебриков и главный врач Кремля Евгений Чазов. Причем позиция двух последних во многом оказалась решающей.

Фаворит Черненко

Горбачев начал продвижение к власти в конце 1970-х, когда за три года – с 1978 по 1980 – он из руководителя Ставропольской области вырос до члена политбюро и секретаря ЦК КПСС. Правда, вплоть до смерти Леонида Брежнева, он считался “молодым и зеленым” и к реальному руководству страной не подпускался.

Впервые активную самостоятельную роль Горбачев начал играть при правлении Юрия Андропова (ноябрь 1982 – февраль 1984), однако и в этот период в узкий круг главных вождей партии он еще не входил.

Реальный прыжок во власть будущий генсек совершил в феврале 1984 года. На церемонии прощания с Андроповым он стоял справа от нового вождя Константина Черненко, и на первом же заседании Политбюро генсек предложил, чтобы Горбачев в отсутствие самого Черненко вел заседания секретариата партии. Фактически это означало избрание его неформальным вторым секретарем и наследником вождя.

Однако в Политбюро начался бунт: против предложения генсека выступили премьер Николай Тихонов и секретарь ЦК по военно-промышленному комплексу Григорий Романов, которых поддержали и другие члены руководства.

Ситуацию в пользу Горбачева разрулил министр обороны Дмитрий Устинов, который имел громадное влияние на Черненко, поскольку именно он помог новому генсеку взойти на советский трон. Устинов предложил принять временное решение о том, что Горбачев заменяет Черненко в секретариате, а позже вернуться к этому вопросу. С этого момента и начались колебания властного маятника 1984 года, когда Горбачев то становился “кронпринцем”, то терял этот статус.

Горбачев против Романова

Решающую роль в этих событиях играл уже упомянутый Устинов, который сделал ставку на Горбачева. Не столько потому, что любил выдвиженца из Ставрополя, сколько потому, что был на ножах с его конкурентом – Григорием Романовым.

Это противостояние началось в 1983-м, когда Андропов перевел руководителя Ленинграда Романова в Москву и сделал его секретарем ЦК. Вопреки сложившейся легенде, Андропов не считал Горбачева единственным наследником, а выдвигал сразу двух сравнительно молодых руководителей: Горбачеву в 1983-м было 52 года, Романову – 60. Сейчас, когда президенту Украины едва за 40, упоминание о молодости Горбачева и Романова выглядит смешно, но на фоне тогдашнего руководства партии они действительно были молоды. Да и на фоне фаворитов нынешней президентской гонки в США – тоже.

На беду Романова, ему поручили контролировать “оборонку” – сферу, которую Устинов считал своей вотчиной: до назначения министром обороны в 1976-м Дмитрий Федорович 35 лет (с 1941 года!) руководил производством вооружений, да и после назначения не пускал туда никого.

Но Романов не просто проник в эту сферу – он поставил под сомнение “доктрину Устинова”, которая состояла из одного посыла: больше денег на оружие – больше самого оружия. Причем союзником секретаря ЦК в борьбе с министром стал начальник генштаба Советской армии, маршал Николай Огарков, считавший, что нужно делать ставку не на количество, а на качество оружия – в частности, на высокоточные ракеты.

Огаркова многие считали военным гением и человеком с характером: именно он разработал стратегию ядерного паритета с США, а в 1979-м не побоялся выступить против ввода войск в Афганистан. И кадровая армия была на его стороне, а не на стороне “гражданского” Устинова, поэтому поддержка Огарковым Романова имела большое значение.

Однако по этой же причине Устинов оказался на стороне Горбачева и решил переиграть ситуацию в его – и свою – пользу. В августе 1984 года Черненко отправился отдыхать в горный Кисловодск, хотя обычно ездил в Крым. Спустя две недели генсека оттуда привезли в Москву на транспортном самолете – сам он даже ходить не мог.

Воспользовавшись болезнью Черненко, Устинов и Горбачев в сентябре организовали снятие Огаркова. Одновременно с этим из публичной политики исчез Романов, причем даже пошли слухи о его снятии.

Тем временем, Черненко тогда выжил. Зато в декабре 1984 года умер Устинов. По свидетельству секретаря ЦК Егора Лигачева, именно с декабря 1984 Черненко охладел к Горбачеву. Так что вопрос о преемнике встал заново, причем явных фаворитов в этой гонке не было.

“Стратегическая семерка” по-советски

К марту 1985 года в руководстве страны были сразу несколько членов Политбюро, которые не имели симпатий к Горбачеву и при этом сами могли иметь претензии на власть.

Все они входили в состав узкого руководства – то есть были членами Политбюро, избранного на 26-м съезде партии в 1981 году. Тогда в состав политбюро избрали 14 человек, но к марту 1985-го шестеро из них умерли, а еще одного отправили на пенсию по состоянию здоровья.

Остались семеро: секретари ЦК Михаил Горбачев и Григорий Романов, лидер Москвы Виктор Гришин, лидер Украины Владимир Щербицкий, министр иностранных дел Андрей Громыко, премьер Николай Тихонов и лидер Казахстана Динмухамед Кунаев.

Кунаев, будучи “националом”, не мог претендовать на высший пост в СССР. Поэтому было очевидно, что альтернатива Горбачеву – среди оставшихся пяти жителей советского политического Олимпа.

1. Григорий Романов

Как уже сказано, самой реальной альтернативой считался секретарь ЦК по военно-промышленному комплексу Григорий Романов. Помимо Горбачева, он был единственным “молодым” членом высшего руководства, и западные СМИ в 1984-85 годах считали шансы Романова на пост генсека такими же высокими, как и у Горбачева.

Но реальность была несколько иной. Романов еще в 1970-м стал партийным вождем Ленинграда, а в 1973-м – намного раньше Горбачева – начал вхождение в состав высшего руководства страны. И в те же годы тогдашний премьер Алексей Косыгин неформально сообщил одному из западных политиков, что ленинградский лидер – это будущий вождь СССР, о чем вскоре написали все западные СМИ.

Как это часто бывает, подобная реклама стала губительной. Против Романова ополчились все потенциальные конкуренты. Также запустили слух о том, что состоявшаяся в 1974 году свадьба дочери ленинградского лидера проходила в Таврическом дворце и что на этой свадьбе был разбит взятый в Эрмитаже сервис Екатерины Второй. Сплетня была полным вымыслом, но оказалась живучей и нанесла серьезный удар по позициям Романова в руководстве партии.

Правда, в 1983-м бывший председатель КГБ Андропов, сделавшись генсеком, “реабилитировал” Романова и выдвинул на первые роли. Однако после его смерти руководство КГБ в лице его председателя Виктора Чебрикова и руководителя Первого главного управления (то есть внешней разведки) Владимира Крючкова сделало ставку на Горбачева, и против Романова снова начали войну.

В конце 1984 года был повторно запущен слух о свадьбе его дочери, причем для раскрутки были использованы самые популярные западные русскоязычные радиостанции – “Голос Америки” и ВВС.

Но самое главное было в другом: у Романова после смерти Андропова и отставки Огаркова не осталось явных сторонников в руководстве страны. Нужно было искать союзников, а они сами претендовали на первые роли.

2. Николай Тихонов

Глава советского правительства уже в силу должности играл огромную роль в политических раскладах. Согласно воспоминаниям главы КГБ Чебрикова, он даже сам претендовал на место лидера страны, но вряд ли так было на самом деле: Тихонов понимал, что имеет существенный недостаток: в 1985 году ему исполнялось 80. То есть премьер был не только старше всех в Политбюро, но и старше всех умерших генсеков, включая Брежнева.

Однако позиция Тихонова при выборе нового лидера партии была очень важна. Еще весной 1984 года он продемонстрировал, что не хочет выдвижения Горбачева, однако и Романова он тоже недолюбливал: в 1970-е лидер Ленинграда был выдвинут другим ленинградцем – Косыгиным, а Косыгин был главным конкурентом Тихонова в правительстве.

Правда, к 1985-у эта конкуренция уже была в прошлом, но осадок остался, поэтому было больше вероятности, что Тихонов может поддержать Громыко или Гришина.

3. Виктор Гришин

Первый секретарь Московского горкома партии Виктор Гришин считался потенциальным кандидатом на замену и Брежнева, и Андропова, и Черненко по одной причине: среди московских руководителей он имел самый большой стаж членства в Политбюро (с 1971 года). Но лишь в последние месяцы жизни Черненко, особенно после смерти Устинова, Гришин развил бурную деятельность – причем при поддержке самого генсека.

24 февраля 1985 года проходили выборы в Верховный Совет Российской федерации, и Черненко выдвигался по одному из округов Москвы. Сам он уже находился в кремлевской больнице, поэтому Политбюро решило, что на встрече с избирателями речь кандидата зачитает Горбачев. Однако накануне вечером Черненко позвонил Гришину и сказал, что речь должен зачитать лидер Москвы. Это был сигнал для всего Политбюро.

А 28 февраля Гришин прямо в кремлевской больнице устроил шоу – вручение еле живому генсеку депутатского мандата. Сюжет об этом шоу был показан в главных новостях СССР – программе “Время” – и должен был продемонстрировать, кто является самым близким человеком к смертельно больному вождю.

Правда, Гришин тоже имел конкурентный недостаток: в начале 1985-го ему было 70 – на восемь лет больше, чем Романову и на 16 больше, чем Горбачеву. Но, с другой стороны, для еще более престарелых вождей это могло быть даже плюсом. Тем более, что за год до этого Черненко избрали генсеком в возрасте 72 лет.

4. Андрей Громыко

Согласно ряду воспоминаний, 74-летний министр иностранных дел Громыко претендовал на пост генсека еще в январе-феврале 1984 года, причем тогда его поддерживал премьер Тихонов. Однако против выступил министр обороны Устинов, который и убедил больного Черненко, что тот должен стать руководителем страны. Собственно, большинство сошлось на этой кандидатуре именно потому, что Черненко был болен.

Но амбиции Громыко, естественно, никуда не делись, и потому, когда в начале февраля генсек попал в кремлевскую больницу, глава МИД вновь стал искать поддержки в руководстве для своего выдвижения.

Однако в те же дни журнал “Тime” опубликовал несколько глав из мемуаров бывшего помощника генсека ООН Аркадия Шевченко, которые стали ударом по Громыко.

Карьерный дипломат, Шевченко в начале 1970-х был помощником Громыко, дружил с его сыном и по протекции министра попал в руководство ООН, однако в 1978-м попросил политического убежища в США. В своих мемуарах он не только рассказал о протекции, оказанной ему Громыко, но и в подробностях расписал о валютных поборах с посольств в пользу министра и о жадности жены Громыко, скупавшей на деньги посольств иностранные товары во время визитов мужа в ту или иную страну.

Мемуары Шевченко были пересказаны “Голосом Америки”, благодаря чему стали известны в Советском Союзе. И 28 февраля 1985 года парижская русскоязычная газета “Русская мысль” сообщила: Громыко выбыл из борьбы за пост генсека, претендентами остаются Горбачев, Гришин и Романов.

5. Владимир Щербицкий

Судя по целому ряду воспоминаний, лидер Украины не хотел перебираться в Москву. Известно, что он был любимцем Брежнева, и тот в 1980 году предлагал Щербицкому занять пост премьера, с которого собирались убрать Косыгина, однако глава украинской компартии отказался.

Но после развала СССР появились сразу несколько мемуаров (в частности, Виктора Гришина), в которых говорилось: осенью 1982 года Брежнев планировал создать пост председателя КПСС, который занял бы сам, а на должность генерального секретаря он хотел назначить Владимира Щербицкого.

Делались такие маневры для того, чтобы в случае смерти Брежнева предотвратить приход к власти Андропова. Произвести эти перемены Леонид Ильич планировал на пленуме ЦК, назначенном на 22 ноября 1982 года, однако умер за 12 дней до пленума, и Андропов все-таки пришел к власти.

После этого Щербицкий выбыл из кремлевских раскладов и за весь 1983 год ни разу не встретился с Андроповым. Поэтому в борьбе за кремлевский престол после его смерти участия он не принимал. Однако при правлении Черненко он снова включился в активную деятельность и, как минимум, мог серьезно повлиять на результат борьбы за место генсека.

Союзники Горбачева

Итак, накануне смерти Черненко сложилась ситуация, когда есть много претендентов, но ни у кого нет решающего перевеса. Горбачев имел много противников, но при этом имел среди союзников тех, кто держал в руках рычаги реальной власти: секретарь ЦК Егор Лигачев контролировал аппарат ЦК партии, а Виктор Чебриков обеспечивал поддержку КГБ.

Но был еще один союзник, о котором стараются не вспоминать, – Запад. В 1983 году Горбачев слетал с визитом в Канаду, где познакомился с советским послом Александром Яковлевым. Они явно приглянулись друг другу, и Яковлев по своим каналам в конце 1984 года организовал визит Горбачева в Великобританию.

В Лондоне Михаил Сергеевич встретился с премьером Маргарет Тэтчер и поразил ее фразой “давайте дружить”. Сразу после визита Горбачева Тэтчер улетела в Вашингтон, где встретилась с президентом США Рональдом Рейганом и сказала тому, что с Горбачевым “можно иметь дело”.

Скорее всего, именно этим объясняется тот факт, что финансировавшиеся правительствами США и Великобритании радиостанции “Голос Америки” и ВВС зимой 1984/85 годов сливали компромат на противников Горбачева – Романова и Громыко.

Наконец, о еще одном союзнике Михаила Сергеевича – главном кремлевском враче Евгении Чазове – стоит сказать отдельно.

Странные смерти в Кремле

История смертей кремлевских вождей советского периода пестрит загадками, поскольку все они умирали в нужный для кого-то момент. Владимир Ленин – после того, как предложил убрать Иосифа Сталина с должности генсека и заключил союз с бывшим противником Львом Троцким.

Андрей Жданов – после того, как проиграл внутрипартийную борьбу Георгию Маленкову и Лаврентию Берии.

Сталин – после того, как дал понять ближайшим соратникам, что собирается их всех убрать.

В первой половине 1980-х странные смерти вождей возобновляются, и во всех этих историях замешан главный кремлевский врач Чазов.

Как уже сказано, Брежнев умер за 12 дней до пленума ЦК, на котором хотел передать партию в руки Щербицкого. Никаких доказательств, что Леониду Ильичу помогли умереть, нет, но сам Чазов в своих мемуарах не скрывает, что был сторонником Андропова, который выиграл в результате своевременной смерти Брежнева.

А вот о смерти Андропова есть свидетельство, что Юрия Владимировича отключили от аппаратов, обеспечивавших его жизнедеятельность, по решению врачей, хотя он мог еще жить в таком состоянии еще пять месяцев. Причем решение было принято именно в тот момент, когда Устинов уговорил Черненко стать генсеком.

Странные факты есть и в отношении Черненко. Как уже сказано, он обычно отдыхал в Крыму, но летом 1984 года поехал в Кисловодск – по рекомендации Чазова. Хотя удивительно, что врач посоветовал генсеку поехать на курорт с разреженным горным воздухом, несмотря на то, что у того была сердечно-легочная недостаточность. В результате развившейся тяжелой болезни Черненко власть на пару месяцев оказалась в руках Устинова и Горбачева.

Черненко умирает “вовремя”

Наконец, март 1985-го. Черненко охладел к Горбачеву и начал выдвигать на первый план Гришина. Не исключено, что, проживи Константин Устинович еще несколько месяцев, эти его настроения могли бы вылиться в официально оформленные решения. Поэтому Горбачеву было выгодно ускорить события.

В воскресенье, 10 марта Константин Черненко умер. По официальной версии, в 19:20, хотя есть свидетельства, что – на три часа раньше. Если версия о более ранней смерти верна, то это означает, что Чазов не сообщал никому о смерти лидера в течение трех часов, дав Горбачеву фору для того, чтобы решить вопрос о власти.

Однако самое удивительное в другом: Черненко умер именно в тот момент, когда в Москве отсутствовали сразу четыре из десяти членов Политбюро – Григорий Романов был в отпуске в литовской Паланге, Владимир Щербицкий возглавлял делегацию Верховного Совета в США, Динмухаммед Кунаев был у себя в Алма-Ате, Виталий Воротников вел переговоры в Югославии. При этом из четверых только Воротников гарантированно был за Горбачева, но он не имел такого веса в Политбюро, как другие.

В этой ситуации логично было дождаться приезда всех членов Политбюро, чтобы решать вопрос о власти. Но Горбачев торопился: он понимал, что, если соберутся все его противники, то у них будет шанс договориться. Чего нельзя было допустить.

Заседание Политбюро назначили на 20:00. При этом Кунаеву о смерти Черненко сообщили в 22:00, а Романову – в 23:00. Больше того, по линии КГБ руководству Клайпеды (ближайшего к Паланге города, где есть аэропорт) пришла команда не расчищать от снега взлетную полосу для вылета самолета Романова.

Щербицкому о смерти генсека тоже сообщили с опозданием. И только для Воротникова организовали и своевременное оповещение, и своевременный вылет. Правда, на заседание в 20:00 не мог успеть и он.

Патовая ситуация

Хотя трех потенциальных противников Горбачева на этом заседании не было, все равно все пошло не по его плану. Как вспоминал Лигачев, быстро избрали похоронную комиссию в составе всего Политбюро, но, когда встал вопрос о председателе, повисла долгая пауза. И в результате вопрос перенесли на 14:00 следующего дня.

Другой секретарь ЦК – Рыжков – правда, запомнил все несколько иначе: председателем похоронной комиссии избрали Горбачева, а вот вопрос о генсеке перенесли на следующий день. Однако по советской традиции тот, кого избирали главой комиссии по похоронам, едва ли не автоматически становился лидером партии, поэтому скорее прав Лигачев.

И тому есть косвенное подтверждение: ни радио, ни ТВ не сообщали о смерти Черненко до вечера 11 марта, а газеты и вовсе сообщили об этом только 12 марта. Для сравнения: Сталин умер 5 марта в 21:50, а утром 6 марта об этом уже сообщили газеты. Спустя 32 года было еще больше возможностей сообщить о смерти лидера вовремя, тем более, что Черненко умер на 2,5 часа раньше. Но, видимо, сообщать было нечего, поскольку не был решен главный вопрос – о власти.

Все решил Громыко

Всю ночь с 10 на 11 марта, пока Романов, Кунаев и Щербицкий добирались в Москву, команда Горбачева вела работу по взятию власти. Лигачев обзванивал членов ЦК, сообщая им о смерти генсека и заодно высказывая “мнение”, за кого голосовать. Чебриков вел переговоры с новым начальником Генштаба маршалом Сергеем Ахромеевым, пытаясь обеспечить Горбачеву поддержку армии.

Противники тоже не дремали. Как вспоминал Громыко, вечером 10 марта к нему обратился один из старых членов Политбюро, предложив возглавить партию, но министр иностранных дел отказался. Громыко не назвал имени того, кто обратился к нему, но, скорее всего, это был премьер Тихонов, поддерживавший Громыко еще за год до этого.

Отказ главы МИДа был не случаен: сейчас уже известно, что к моменту смерти Черненко он не просто выбыл из борьбы за пост генсека вследствие интриг Запада, но и получил от Горбачева предложение о союзе. Передано оно было еще одним соратником Горбачева – директором Института востоковедения и будущим премьером России Евгением Примаковым – через сына Громыко Анатолия.

Видимо, именно на поддержку Громыко и рассчитывал Горбачев, собирая экстренное заседание Политбюро уже в 20:00 воскресенья. Но Андрей Андреевич медлил – видимо, опасаясь, что может оказаться на стороне проигравших. Да и собственное выдвижение он, скорее всего, все еще не сбрасывал со счетов.

Из-за этого на вечернем заседании 10 марта и возникла патовая ситуация. Горбачеву нужны были шесть голосов в Политбюро, но он гарантированно имел только три – свой, главы Комитета партконтроля Михаила Соломенцева и главы Совмина России Виталия Воротникова. Плюс, скорее всего, голос первого зама премьера и будущего президента Азербайджана Гейдара Алиева. При этом никто из них не мог выдвинуть Горбачева в генсеки – это должен был сделать кто-то из “большой семерки”.

Но утром 11 марта Громыко все-таки дал согласие – в обмен на избрание главой Верховного Совета. Так что на заседании Политбюро в 14:00 решающую роль сыграли два фактора: во-первых, отсутствие Щербицкого, не позволившее Гришину, Романову и Тихонову собрать большинство в чью-либо поддержку, во-вторых, переход Громыко на сторону Горбачева.

Интересно, что Щербицкий мог успеть на заседание в 14:00, если бы американцы согласились бы дать ему вовремя военный самолет для перелета из Сан-Франциско (где он находился) в Нью-Йорк (где уже был готов советский самолет). Но американцы не спешили, в результате чего украинский лидер не успел не только на заседание Политбюро, но и на пленум ЦК в 18:00. Таким образом Штаты косвенно поучаствовали в выборах генсека.

Тем временем на заседании Политбюро, сразу после сообщения Чазова о причинах смерти Черненко, Громыко предложил избрать Горбачева генсеком и тем самым дал понять, за кого проголосует. В отсутствие Щербицкого большинство от 9 членов Политбюро составляли пятеро, и голос Громыко дал Горбачеву это большинство.

Когда стало ясно, что Михаил Сергеевич побеждает, остальные не решились выступать против. Больше того, первым после Громыко в поддержку нового генсека выступил один из его главных противников – премьер Тихонов.

12 марта все советские газеты сообщили одновременно о смерти Черненко и об избрании Горбачева. При этом впервые портрет умершего генсека отправили на вторую полосу, а на первой разместили портрет нового вождя.

Был ли Горбачев предателем?

После развала СССР неоднократно публиковались предположения, что Михаил Горбачев был завербованным агентом Запада.

Но все это – рассуждения постфактум. Как и рассказ идеолога развала Союза Александра Яковлева о том, что во время его первой встречи с Горбачевым в 1983 году в Оттаве они уже решили, что социализм нужно заменить капитализмом. В 1983-м Горбачев только шел к власти и побоялся бы сделать даже маленький шаг, позволяющий его дискредитировать. Особенно во время правления всесильного шефа КГБ Андропова.

Другое дело, что идейным коммунистом Горбачев, безусловно, не был. Он был карьеристом без убеждений, подчинявшим все свои действия борьбе за власть. Даже Запад будущий генсек использовал для того, чтобы добиться своей цели, а о последствиях он не думал.

Что касается зигзагов его политики, то они были обусловлены тем окружением, которое было вокруг генсека в каждый отдельный период. В 1985-86 годах самым близким соратником Горбачева был Егор Лигачев, и в те годы генсек проводил твердолобую политику в лигачевском стиле, вырубая виноградники ради счастливого социалистического будущего. В 1987-м он приблизил к себе Александра Яковлева, и тот повел генсека по пути дискредитации социализма и сближения с Западом.

Кстати, если кто и был агентом Запада, то как раз Яковлев. Было немало возможности его вербовки и во время стажировки в Колумбийском университете в 1957 году, и во время работы послом в Канаде в 1972-83 годах. В 1970-е у КГБ были сигналы о том, что Яковлев живет в Оттаве на широкую ногу, тратя намного больше, чем позволяет зарплата посла.

Впрочем, все это не означает, что Яковлев и другие адепты перестройки были агентами западных спецслужб. Желание “приватизировать” страну зрело у многих представителей советской элиты еще во времена Брежнева. Они хотели жить как на Западе, стать собственниками нефтянных компаний и металлургических заводов, передавая их по наследству. И не зависить от воли какого-либо нового вождя партии.

Более того, скорее всего, они не хотели развала Союза. Их вполне устроил бы китайский путь – переход к капитализму при сохранении единства государства.

Однако куча допущенных ошибок, менеджерская слабость Горбачева, а также отсутствие четкого плана реформ, привели к потери управляемости процессами в стране.

Тем более, что в национальных республиках были свои элиты, которые точно также хотели “приватизировать” вверенные им территории, не делясь с Москвой.

Решающий же удар, как писалось выше, нанес по СССР Борис Ельцин. Стремясь прийти к власти и сменить Горбачева, он стал главой РСФСР и начал расшатывать власть союзного центра, кооперируясь нередко с другими республики. Именно он и инициировал “парад суверенитетов”. Делал он это опять же не для того, чтоб развалить Союз, а чтоб взять в нем власть. Но, по итогу, к концу 1991 года процессы зашли так далеко, что Ельцин решил довольствоваться одной Россией, отпустив на вольные хлеба союзные республики.

Что касается Запада, то ему в этой ситуации даже не потребовалось напрямую вмешиваться в процесс. Достаточно было просто подогревать властные амбиции Ельцина и помогать национальным движениям в республиках. А они уже все сами и сделали.

Источник: www.vesti-ua.net

No votes yet.
Please wait...

Залишити відповідь

Ваша e-mail адреса не оприлюднюватиметься. Обов’язкові поля позначені *